Словно услышав эти мысли, Ричард зашевелился.
– Ты спишь? – Ласковый шепот растаял в шелесте листвы, доносящемся с улицы.
И Сэм стало противна она сама. Нельзя больше тянуть.
– Послушай, нам нужно очень серьезно поговорить. – Высвободившись из его объятий, она села на кровати.
Уловив в ее голосе беспокойные, нервные интонации, Ричард встревожился.
– Если ты о наших отношениях, то…
– Нет.
Сэм, не в силах больше сдерживаться, уронила голову на руки и заплакала.
– О боже! Да что с тобой? – Ричард хотел обнять ее, но Сэм поспешно отстранилась.
– Понимаешь… Понимаешь… Я…
– Я все понимаю. Ты не можешь быть близка с мужчиной, который нигде не работает и живет в вагончике на холме. – Он добродушно улыбнулся. – Который приблизительно раз в неделю пытается свернуть себе шею и вообще ведет весьма экстравагантный образ жизни. Я понимаю. Но с этим покончено, Сэм. Ты помогла мне увидеть жизнь по-новому. После смерти Лауры я словно помешался, не видел никого и ничего, наплевал на сына. Но это в прошлом. Я начну новую жизнь, устроюсь на работу. Мы будем жить…
– Ричард! Не надо! – Сэм, слушавшая все это как в бреду, замахала руками. – Этого не будет, никогда не будет! – Она соскочила с кровати и, накинув на плечи банный махровый халат, попавшийся под руку, выбежала из комнаты.
На веранде было прохладно. Ветки сирени заслоняли собой первые слабые лучи солнца, поэтому здесь царил полумрак. Только на дощатом полу прыгали озорные розовые пятна.
– Сэм! Сэм! Где ты?
Послышались тяжелые мужские шаги: Ричард в поисках беглянки заходил из комнаты в комнату.
А Сэм, закрыв глаза руками, опустилась на корточки в углу и заплакала. Почему должно было так получиться? Сейчас, когда она уже точно знала, что влюблена, что не сможет жить без него.
Дверь на веранду распахнулась, Ричард сделал несколько шагов и остановился, дожидаясь, пока глаза привыкнут к полумраку.
– Ты здесь? – Он тоже был босой, успел натянуть только брюки.
Стройным, подтянутым телом нельзя было не залюбоваться: правильный изгиб спины, узкие бедра, широкие плечи. И нигде ничего лишнего. Грудь тяжело вздымалась, как после бега – конечно, он уже облетел весь дом. Да, в такого мужчину можно влюбиться хотя бы просто ради того, чтобы каждый день восхищаться совершенством абсолютно правильных форм.
Ричард осмотрелся по сторонам.
– Ах вот ты где! – Он подошел к Сэм и, присев на корточки, заглянул ей в глаза. – Просто скажи мне. Не думай ни о чем, просто скажи.
Белые пряди волос разметались по всклокоченной голове, и одна прядь свесилась набок и коснулась щеки Сэм. Знакомая дрожь возбуждения пробежала по телу, захотелось прижаться к Ричарду, ощутить на себе его руки, почувствовать, как влажные губы осыпают поцелуями шею. И Сэм решилась.
– Я подписала. Я подписала эти чертовы бумажки! Я предала тебя! Я все это время обманывала вас с Кевином. Я… Я… – Вот сейчас он встанет и уйдет. И они больше никогда не увидят друг друга. – Дело Кевина передано в суд Сан-Франциско. У тебя отнимут сына. И все из-за меня, потому что я поставила эту дурацкую подпись! Помнишь, во второй раз, когда ты давал Кевину сигареты, помнишь? Я пошла к судье и расписалась. Все кончено. Ты должен меня ненавидеть!
– Но неужели ничего нельзя сделать? – Ричард встал и заходил по веранде взад-вперед. – Почему тогда до сих пор я не получил повестки в суд? И вообще, суд пока ничего не решил и, возможно, все еще можно исправить.
– Исправить? Ричард, не будь наивным. Там все дело – история малолетнего гангстера! Кражи, угоны, сигареты. А ему только одиннадцать.
– Но ведь теперь будет все иначе. Ты же сама говорила, что если ему уделять внимание, то он станет вести себя иначе. – Ричард снова сел перед Сэм на корточки и, обхватив руками ее лицо, поцеловал в лоб, как ребенка. – Не плачь, мы что-нибудь придумаем. Обязательно. Не бывает безвыходных ситуаций. Можно написать, что я был невменяемым, а теперь вылечился. Как это у вас называется – кажется, состояние аффекта?
– Состояние аффекта бывает минут двадцать, а не два года.
– Ну, неужели нет названия для того нравственного запоя, в котором я находился все это время– Не верю! Подумай, ты же психолог! Ведь я действительно был ненормален. Я сам это признаю. А теперь они посмотрят на меня…
– Ричард, перестань! – Сэм снова зарыдала. – Перестань обманывать себя. Кевина заберут и отправят на усыновление в другой штат! Посмотри правде в глаза.
– Значит, я буду ходить по судам до тех пор, пока они не пересмотрят дело, я соглашусь на любые условия. Наша судебная система тем и хороша, что в ней всегда есть лазейки. И мнение Кевина в таком возрасте уже должно учитываться, а он ни за что на свете не захочет уехать.
– С четырнадцати лет. – Сэм вытерла слезы, уверенность Ричарда несколько успокоила ее. – Его мнение учитывается с четырнадцати лет.
– Значит, в крайнем случае, если уж вообще ничего не получится, я найду его через два с половиной года и заберу.
– Ты не понимаешь! – Сэм завернулась поплотнее в халат, волна адреналина схлынула, и холод стал более ощутим. – Ты не понимаешь, что значит прожить столько времени у чужих людей, это будет уже не тот ребенок, которого ты знал. И видеться вам не разрешат. Он вырастет, многое обдумает – может, вовсе не захочет возвращаться!
– Тогда я не буду настаивать. Это ведь, в конце концов, его выбор, и я должен уважать подобные решения. Ведь это он сейчас не понимает того, что я с ним сделал. А с возрастом осознает. И если он не простит меня, то будет вполне прав.